в кабинете Павла Николаевича все слишком бездушное. приглушенно светлые тона, сплошной минимализм во всем. наверное, так и должно быть.
я сажусь в черное кресло напротив и смотрю, как врач крутит в пальцах ручку. тяжелую такую ручку, железную, явно кем-то подаренную.
он несколько раз кидает на меня взгляд, затем откидывается на спинку. откладывает ручку. не отводит взгляда.
- сейчас я хочу говорить с тобой, как с коллегой. ты готова?
меня хватает на усталую усмешку. я слишком измотана, чтобы что-то из себя представлять этим вечером.
- защитные механизмы памяти...
мне не нравится это. и не нравится, что он выжидают паузу, предполагая услышать мой комментарий к этим трем словам.
- они лежат в основе сопротивления... брат что-то нарочно забыл?
Павел Николаевич отрицательно мотает головой,но вовсе не из-за неверности предположения. дело в ошибке понятий. моих. личных.
- не брат, а пациент... так вот, у меня есть предположения, и я хотел бы выдать тебе кое-какие наводки... но мне нужна твоя помощь.

мне нельзя видеть брата. никому из семьи нельзя его видеть еще четыре месяца, как минимум.
я одеваю белый халат,который мне велик. я застегиваю его на пару пуговиц. я поджимаю губы. я захожу в палату, вместе с картой.
брат смотрит перед собой. на нем белая футболка, белые штаны. на фоне белого он фактически стирается. еще более худой.
в его крови сейчас множество препаратов. они подавляют нервную систему. они заставляют остатки яда истлевать, заменяя собой - по сути ядом другой категории.
мой брат не понимает, что это я. а мне нужно играть роль. и мне нужно сказать то, что не было сказано когда-то.
- ты слышишь меня?..
брат поднимает глаза. медленно. плавно. он фокусируется на мне. я думаю о том, что мой голос должен дрожать. но он не дрожит.
- ты не виноват. ты ни в чем не виноват. и никогда не был. ты не виновен, слышишь?
брат слышит. он даже осознает. только ему тяжело говорить. слова просто не приходят на ум. ему тяжело двигаться, потому что для этого сигнал от мозга должен пройти довольно ощутимый путь.
мозга, который плавает в бархатной смеси препаратов, обволакивающих каждую клетку его тела.

Павел Николаевич предпочитает синий winston. я предпочитаю сесть на землю и зареветь.
вместо этого я достаю свои мальборо. я прикуриваю и выдыхаю дым в черное небо. белесые ленты едкой отравы путаются в уже голых ветвях.
- судя по всему это приобретенный вид...
- что именно он видит?
- себя. ребенком. просто мальчик, что все время ходит рядом. он не считает это странным уже как года два. никто бы и не обратил внимания, но сегодня "мальчик" чуть было не упал с лестницы.
- тогда...собаку завел не брат,а мальчик?
- мальчик пришел с собакой в первый раз. наверное, этого не замечали еще и потому, что особо странного в том, что хозяин говорит с собакой ничего нет. никто же не вслушивается, обычно. так он и гулял. твой брат, пес и "мальчик".


мой брат. пес. и мальчик.
мой брат - маленький мальчик и его пес.
маме ничего не говорила. и не смогу сказать. так как в данный момент, я, как член семьи, не знаю этого.
но, как человек в белом халате, что был мне велик. я знаю все.
и от этого не легче.
и никогда не будет. легче.